«Я – горсть земли, я – вздох ее…»

Я – горсть земли,

Я – вздох ее, и всхлип, и боль, и песня.

Я справедливою борьбой воскресну,

Когда весь мир бесправием залит…

/«Проклятье. Ода надежде и борьбе негритянки»/

«Мальчик в юбке к нам идет с непокрытой головою!» —

обо мне судачат двое, где дороги поворот.

«Ногти крашены! А обувь? Точно гири на ногах,

да еще на каблуках, — осудив, хохочут обе:

— Вот так птица залетела!»

Добиралась к ним полдня. Правда. Было очень смело

так одеться, и родня не признала. Это я!

Вот невестка присмотрелась и стоит с открытым ртом,

видно, дело только в том — стрижена, не так оделась.

Я — казашка, как была, я скучала по лепешкам,

по степным мои дорожкам, по аулу, где росла.

Где лежит моя домбра?

Запою, и вы поймете: ваша я.

В круговороте

современных городов это платье мне удобней.

Выходи, кто расторопней!

Я могу доить коров

и носить на коромысле два ведра,

как вы, с утра,

печь лепешки, курт сушить —

платье не мешает мысли,

как без вас могла б я жить?

Эй, невестки, эй, подружки, вестницы и хохотушки,

как придет пора прощаться, то-то будем слезы лить.

/«На джайляу». Перевод Т. Фроловской/

Теперь стихи – моя больная совесть,

Моя мечта, несбывшаяся в жизни,

Мой откровенный горестный протест,

Мой детский крик, моя душа живая.

/«Страсть, или минутное настроение поэта, которому не повезло в любви». Перевод И. Потахиной/