Сурша-кыз, «Смуглянка».
Двенадцатая жена Аблая.
Образ Сурша-кыз у И. Есенберлина:
«Возвратившись к себе в юрту, Аблай вдруг замер на пороге. Вчера он так и не успел, разглядеть как следует девушку-конрадку. Только теперь, при свете дня, увидел он, как она ослепительно хороша. Невозможно было оторвать глаза от сияющего красотой лица.
- Сурша-кыз... - тиха сказал Аблай. - "Смуглянка"... Ты не была с кем-нибудь помолвлена?
Она взмахнула необычно длинными ресницами:
- Нет... Но разве хан не может... не может...
- Может все, что захочет! - Аблай вытянул перед собой руку. - Станешь моей двенадцатой женой!..
Сурша-кыз остро, как красивый зверек, посмотрела на него и сразу вдруг поняла свою власть над ним. В продолговатых, как миндаль, глазах вспыхнули яркие огоньки.
- Рабыней я буду вашей, мой хан!..
В голосе ее прозвучало торжество, и где-то в ночи навсегда затерялась испуганная, дрожащая от боли девочка. Эта была уже будущая токал - самая младшая и любимая жена, с которой опасно ссориться кому бы то ни было. Теперь-то она отомстит остальному миру за эту страшную ночь боли и поругания. Многоопытный, никому не веривший в жизни хан Аблай смотрел на нее с обожанием, как слепой на солнце...
Она вышла вслед за ним и сделала то, что позволялось только жене: помогла сесть на знаменитого ханского коня Жалын-куйрыка. Все изумились этому, но промолчали. И лишь один не слишком умный нукер охраны, проводив глазами поскакавшего хана, сказал ей не очень ласковым голосом:
- Эй, забирай свои вещи отсюда, раз хан уехал!
Сурша-кыз даже не посмотрела в его сторону, а только сделала знак начальнику стражи:
- Этому дать сто палок и держать в колодках до приезда хана, который прикажет вырвать ему язык!..
Начальник ханской стражи Жамантай-батыр тут же приказал забить нукера в колодки. А Сурша-кыз уже вызвала главу ханских телохранителей.
- Приготовьте мне белого иноходца, и чтобы все на нем было украшено серебром. На нем я буду встречать хана Аблая!..» (И. Есенберлин «Отчаяние»)
«Большой отряд всадников отделился от аула, поскакал навстречу победителям. Впереди на снежно-белом коне, вся в шелке и серебре, ехала неслыханная красавица. Вот она вырвалась вперед, подскакала к самому хану, легко спрыгнула на землю и низко склонилась перед ним, как положено жене. Протянув обе руки, она уже коснулась его золотого стремени и вдруг замерла. Постояв так, словно в забытьи, Сурша-кыз пошатнулась и упала, как скошенный белый бутон, на песок пустыни...
Аблай недоуменно наклонился. В сердце у маленькой конрадки торчала длинная бронебойная стрела.
- Кто это сделал? - тихо спросил хан Аблай, обводя взглядом ряды своего войска.
- Это твоя судьба, проклятый Аблай!
Тяжелый хивинский лук был натянут в сильных руках Каныбека. Но в тот же миг сам конрадский батыр чуть слышно охнул и начал валиться на спину. Он разжал правую руку - и вторая бронебойная стрела, предназначенная хану, улетела в синее небо. А на другом крыле ханского войска знаменитый на всю степь старый стрелок Капан спокойно забросил за спину свой простой березовый лук...
Все это случалось так быстро, что никто ничего поначалу не понял.
- Кто это? - спросил Аблай, подъехав к мертвому Каныбеку.
- Это ее родич, помилованный тобой! - ответил начальник ханской охраны.
Затем хан подъехал к стрелку Капану:
- Почему ты стрелял в него?
- Он отвернул лук в твою сторону, Аблай!
И только потом Аблай сошел с коня и подошел к лежавшей на песке Сурше-кыз. На белый бутон была по-прежнему похожа она, и лишь маленькое красное пятнышко расплывалось по шелку как раз напротив сердца.
Хан Аблай долго смотрел на нее. Потом поднял голову.
- Лишь в возрасте пророка дал мне Бог познать счастье и тут же отнял его... - тихо промолвил Аблай. - Наверно, для того, чтобы показать пустоту и ничтожество этого мира!..
Все вдруг увидели, что знаменитый хан стар и сед... Но вот глаза его сверкнули совсем по-молодому.
- Эй, вы, там! - вскричал он громко, на всю степь. - Похороните их вместе, ибо он заслужил это право!
Так их и похоронили вместе, красавицу конрадку Кундуз и убившего ее молодого батыра Каныбека. До сих пор сохранился в степи под Туркестаном холмик, где лежат они...» (И. Есенберлин «Отчаяние»)
Двенадцатая жена Аблая.
Образ Сурша-кыз у И. Есенберлина:
«Возвратившись к себе в юрту, Аблай вдруг замер на пороге. Вчера он так и не успел, разглядеть как следует девушку-конрадку. Только теперь, при свете дня, увидел он, как она ослепительно хороша. Невозможно было оторвать глаза от сияющего красотой лица.
- Сурша-кыз... - тиха сказал Аблай. - "Смуглянка"... Ты не была с кем-нибудь помолвлена?
Она взмахнула необычно длинными ресницами:
- Нет... Но разве хан не может... не может...
- Может все, что захочет! - Аблай вытянул перед собой руку. - Станешь моей двенадцатой женой!..
Сурша-кыз остро, как красивый зверек, посмотрела на него и сразу вдруг поняла свою власть над ним. В продолговатых, как миндаль, глазах вспыхнули яркие огоньки.
- Рабыней я буду вашей, мой хан!..
В голосе ее прозвучало торжество, и где-то в ночи навсегда затерялась испуганная, дрожащая от боли девочка. Эта была уже будущая токал - самая младшая и любимая жена, с которой опасно ссориться кому бы то ни было. Теперь-то она отомстит остальному миру за эту страшную ночь боли и поругания. Многоопытный, никому не веривший в жизни хан Аблай смотрел на нее с обожанием, как слепой на солнце...
Она вышла вслед за ним и сделала то, что позволялось только жене: помогла сесть на знаменитого ханского коня Жалын-куйрыка. Все изумились этому, но промолчали. И лишь один не слишком умный нукер охраны, проводив глазами поскакавшего хана, сказал ей не очень ласковым голосом:
- Эй, забирай свои вещи отсюда, раз хан уехал!
Сурша-кыз даже не посмотрела в его сторону, а только сделала знак начальнику стражи:
- Этому дать сто палок и держать в колодках до приезда хана, который прикажет вырвать ему язык!..
Начальник ханской стражи Жамантай-батыр тут же приказал забить нукера в колодки. А Сурша-кыз уже вызвала главу ханских телохранителей.
- Приготовьте мне белого иноходца, и чтобы все на нем было украшено серебром. На нем я буду встречать хана Аблая!..» (И. Есенберлин «Отчаяние»)
«Большой отряд всадников отделился от аула, поскакал навстречу победителям. Впереди на снежно-белом коне, вся в шелке и серебре, ехала неслыханная красавица. Вот она вырвалась вперед, подскакала к самому хану, легко спрыгнула на землю и низко склонилась перед ним, как положено жене. Протянув обе руки, она уже коснулась его золотого стремени и вдруг замерла. Постояв так, словно в забытьи, Сурша-кыз пошатнулась и упала, как скошенный белый бутон, на песок пустыни...
Аблай недоуменно наклонился. В сердце у маленькой конрадки торчала длинная бронебойная стрела.
- Кто это сделал? - тихо спросил хан Аблай, обводя взглядом ряды своего войска.
- Это твоя судьба, проклятый Аблай!
Тяжелый хивинский лук был натянут в сильных руках Каныбека. Но в тот же миг сам конрадский батыр чуть слышно охнул и начал валиться на спину. Он разжал правую руку - и вторая бронебойная стрела, предназначенная хану, улетела в синее небо. А на другом крыле ханского войска знаменитый на всю степь старый стрелок Капан спокойно забросил за спину свой простой березовый лук...
Все это случалось так быстро, что никто ничего поначалу не понял.
- Кто это? - спросил Аблай, подъехав к мертвому Каныбеку.
- Это ее родич, помилованный тобой! - ответил начальник ханской охраны.
Затем хан подъехал к стрелку Капану:
- Почему ты стрелял в него?
- Он отвернул лук в твою сторону, Аблай!
И только потом Аблай сошел с коня и подошел к лежавшей на песке Сурше-кыз. На белый бутон была по-прежнему похожа она, и лишь маленькое красное пятнышко расплывалось по шелку как раз напротив сердца.
Хан Аблай долго смотрел на нее. Потом поднял голову.
- Лишь в возрасте пророка дал мне Бог познать счастье и тут же отнял его... - тихо промолвил Аблай. - Наверно, для того, чтобы показать пустоту и ничтожество этого мира!..
Все вдруг увидели, что знаменитый хан стар и сед... Но вот глаза его сверкнули совсем по-молодому.
- Эй, вы, там! - вскричал он громко, на всю степь. - Похороните их вместе, ибо он заслужил это право!
Так их и похоронили вместе, красавицу конрадку Кундуз и убившего ее молодого батыра Каныбека. До сих пор сохранился в степи под Туркестаном холмик, где лежат они...» (И. Есенберлин «Отчаяние»)
